Красный Бубен - Страница 200

К оглавлению

200

2

– Мир вам, воины Христовы! – произнес всадник.

Мешалкин вздрогнул. Перед ним стоял высокий верблюд и двигал челюстями. Верблюд перепугал Мешалкина. Это вам не в зоопарке на верблюда смотреть – там много народа, и не верблюд неожиданно подходит к вам, а вы подходите к верблюду, чтобы дать ему бублик. В таком контексте верблюд не вызывает удивления. А вот в том контексте, когда вы слышите что-нибудь вроде Добрый день, оборачиваетесь, а прямо перед вами такая морда! – это и в штаны недолго, извините, напустить или, хуже того, наложить!

Юре показалось как-то неверно так думать – к нему явился святой, а он смотрит на верблюда и думает про зоопарк. Юра поднял глаза. На верблюде сидел сильно загорелый святой в белых одеждах и улыбался. Лицо у святого было доброе, но строгое. Было видно, что он способен казнить и миловать. У святого была белая борода, белые брови и седые волосы. Если бы Мешалкин не видел иконы в церкви, то сказал бы, что святой похож на бубнового короля из колоды.

Абатуров поднял от земли вымазанное сажей лицо и замер в такой позе. А потом ударился лбом о землю и запричитал:

– Господи Боже! Святые угодники!

– Встань, дед! – сказал с верблюда Илья.

Абатуров тут же поднялся и застыл по стойке смирно. Мешалкин тоже поднял подбородок и вытянулся.

Илья легко соскользнул с верблюда и подошел к людям.

– Вольно, – сказал он. Абатуров и Мешалкин расслабились.

Святой посмотрел на них добрыми глазами и улыбнулся так, что Абатуров перестал печалиться о том, что его родина сгорела в газовую сажу. Внутри у деда всё заклокотало от неимоверного счастья и неземного восторга. А Юра Мешалкин захотел тут же подпрыгнуть зачем-то выше крыши, чтобы сделать святому приятное. Юра было уже присел, но прыгать постеснялся.

– Воля Божья, – произнес Илья в тишине, – творится человеческими руками. А человеку, – он вздохнул, – к сожалению… глубочайшему сожалению, веры уже нет… Потому что и в человеке самом веры осталось немного. И вера эта некрепкая… Признаться, – святой прижал ладонь к груди и немного наклонился вперед, – надежды на вас особой не было… Не ожидали от вас… Не ожидали… – Илья заложил руки за спину и заходил взад-вперед. – И вдруг… Не все вы уцелели… Ну… в вашем понятии не уцелели, потому что в высшем понятии не уцелеть невозможно… Спасибо вам огромное. Своим поведением вы восстановили веру в человека и показали, что в человеке есть еще настоящая вера, способная двигать горы. И вот вам лично от меня за это награда. – Он помолчал немного. – Человек создан, чтобы страдать. Страдания учат. Но не все… не все… Есть страдания об утраченном, которые человека не учат, а мучат. И теперь я избавлю вас от них. – С этими словами Илья Пророк приблизился к людям и положил им руки на головы.

И Абатуров с Мешалкиным перестали страдать о том, что они потеряли. Нет, они не забыли того, что потеряли, но отношение их к этому изменилось. Они вдруг поняли, что то, что было, оно и теперь есть, никуда оно не делось и будет всегда. А раз так, то и печалиться об этом не надо. Оно было, есть и будет во веки веков, в пространстве и времени, в космосе и за его пределами, в человеке и вне человека, в человечестве и после того, как человечества не станет, когда не станет Вселенной, когда взорвутся галактики, когда свет померкнет и станет тьмой, а тьма исчезнет, потому что не будет света!

Аминь.

Глава восемнадцатая
НАЗАД В ГОРОД

Прощай, деревня

Прощай, село

Я в город еду

Козлам назло!

Рашен Бразерс

1

Пятно выжженной земли заканчивалось ровно у дороги. Указатель КРАСНЫЙ БУБЕН остался на месте, только немного подкоптился с одной стороны. Прямо за указателем стояла грузовая машина.

Юра подошел сзади, заглянул в кузов. Кузов был загружен коробками с сигаретами. Юра вытащил блок «Примы», достал пачку, закурил, привалился спиной к кузову. Он знал, что машина ничья. Дед Семен отказался уходить из Бубна, сказал: останусь здесь, построю церковь заново и буду жить – мне старику поздно родину менять. Юра не стал спорить, хотя считал, – куда ему, старому?! Еле, вон, ходит уже.

Юра докурил, отшвырнул окурок в сторону. Окурок пролетел над дорогой, упал на выжженную часть земли и там еще какое-то время дымился…

Расставаться с дедом не хотелось, но и в Бубне делать было нечего.

Юра обошел машину. Дверца открыта, из зажигания торчали ключи. Сел за руль, хлопнул дверцей, повернул ключ, надавил на газ.

В зеркальце Юра увидел удаляющийся указатель КРАСНЫЙ БУБЕН. Вот и всё, — подумал он спокойно. Но тут же другой голос сказал ему, что с одним все, а с другим еще не все. И ладно, — согласился Юра с обоими голосами.

2

Через полчаса он остановился напротив знакомого киоска. Надо бы взять чего-нибудь… попить-поесть… Он открыл дверцу, чтобы вылезти, но тут дверь киоска распахнулась, изнутри высунулась голова Светы.

– Тебе чего, мало?! – закричала она. – Чего приехал опять?! Сейчас милицию вызову!

Света, наверное, обиделась из-за того, как я с ней расстался. Зря она так, — подумал он спокойно. – Я не заслужил такого отношения. Он захлопнул дверцу и повернул ключ. Машина поехала. Ему захотелось сказать девушке, чтобы она шла домой, потому что не дождется ни сменщицы, ни хозяина азербайджанца. Но… махнул рукой и поехал дальше.

3

На въезде в Рязань Юру арестовали. Милиционеры заставили Юру вылезти из машины, прислонили к кузову и обыскали.

– Где так загорел, шеф? – спросил у Юры милиционер в бронежилете.

200