– Не хорошо так, дедушка, – нахмурился Мешалкин. – Старый человек, а такое про Пушкина говорите.
– А что я сказал? Разве неправда?
– Правда бывает разная, – ответил Юра.
– Ку-ка-ре-ку! – заголосил на улице первый петух.
Люди посмотрели друг на друга.
– Скоро рассвет, – сказал Абатуров.
Крестовый поход против сатаны объявляется открытым!
Краешек солнца показался на востоке, как раз там, где за посадками тянулась железная дорога. Точно так солнце вставало миллионы раз до этого и освещало деревню дымчатым светом. Но в это утро свет солнца коснулся другой деревни. Неестественно тихо было кругом, не мычали коровы, не ругался матерно пастух, щелкая в воздухе кнутом. Стояла такая тишина, будто бы вся деревня, от мала до велика, решила спать до обеда.
У церкви дымились остатки самолета. А недалеко от дороги стоял в кустах пустой микроавтобус рок-группы «Собаки Лондона». На переднем сиденье спокойно валялся пакет с травкой.
Рядом с домом, в котором раньше проживала семья Мешалкиных, лежала перевернутая Юрина машина. Все четыре колеса были прокушены. Малые скульптурные формы из бардачка были разбросаны вокруг, поломаны и затоптаны в землю. Например, у выструганной из елового бревна лисы с виноградом кто-то отломал хвост и откусил голову – на деревянной шее отпечатались следы зубов.
Гигантская рыба, которую ночью поймал Юра, совершенно протухла, побелела, и вид у нее стал такой мерзкий, что никто бы не рискнул с нею теперь фотографироваться. Над рыбой кружил рой блестящих мух.
Деревня стала другая. Другие дома отбрасывали на другую землю другие тени. Другой воздух наполнился другими запахами.
И солнечный свет, падавший с неба, превращался в другой свет, какой-то совсем уже не солнечный, а так… Говно какое-то…
Заголосил где-то на окраине одинокий петух. Ему ответил другой, погромче. Третий петух крикнул совсем рядом. Петухи тоже кричали в это утро как-то не так. Как-то неуверенно они кричали, будто боялись, что за громкие крики им свернут шею.
Заскрипела большая чугунная церковная дверь. Рельефное изображение Георгия Победоносца на чугуне поехало вместе с дверью, и голова Георгия развернулась в сторону деревни, грозя невидимому злу, притаившемуся там.
Из-за двери, жмурясь на солнце, вышел Семен Абатуров. У него на груди висела маленькая, но очень старая икона. Абатуров перекрестился и решительно шагнул вперед, подняв над головой чудотворную вещь.
Следом за ним из церкви показались Юра Мешкалкин с Ирой Пироговой. Юра, как на крестном ходе, прижимал к груди большую икону Спаса, а Ирина несла перед собой посеребренное ведерко со святой водой и кисточкой для разбрызгивания. Последним из церкви вышел, немного прихрамывая, Мишка Коновалов в расстегнутой до пупа рубахе. На его волосатой груди висел огромный крест на цепи. Коновалов размахивал кадилом, которое нес в той руке, которую проткнул ежик, а в здоровой руке сжимал молоток.
Абатуров спустился по ступенькам вниз, повернулся, перекрестился на церковь и произнес:
– Спасибо тебе, Господи, что спас-сохранил!
Мешалкин, Ира и Коновалов перекрестились вслед за стариком.
Семен подошел к краю холма и посмотрел на деревню:
– Крестовый поход против сатаны объявляется открытым!
Четверо спустились с холма. Они шли к дому Абатурова. Абатуров жил один. Он предложил всем зайти к нему позавтракать и настругать осиновых кольев для протыкания ими проклятых сердец.
Дом стоял на краю деревни. По дороге они никого не встретили, но всё время чувствовали, как из-под земли за ними наблюдают чьи-то жадные злые глаза.
– Как на войне, – сказал Семен. – Чувствуешь вражьи гляделки, а откуда смотрят – понять не можешь. – Он открыл калитку. – Проходите, гости дорогие.
Прошли в избу, обычный кирпичный пятистенок. Лесов в этих местах было мало, много было полей. Дома строили из кирпича. Такие дома стояли долго и не требовали особенного ухода. Правда, в них было немного сыровато.
Семен прошел в сени и чихнул. Мешалкин налетел головой на висевшую под потолком связку веников.
– Тьфу, черт! – выругался он.
Абатуров перекрестился:
– Следи за языком, – сказал он. – Не поминай нечистого… – Он постучал каблуком по полу. – Это веники сушу я… березовые… для бани.
Прошли в дом. Обстановка была скудная. Крашеный шкаф, продавленная пружинная кровать, сундук, стол, застеленный обшарпанной клеенкой, два стула. В углу – икона с лампадой. На стене – ходики, отрывной календарь и несколько фотокарточек: молодой Семен в военной форме с женой, Семен с женой и детьми, репродукция картины Репина «Бурлаки на Волге».
Увидев репродукцию, Мешалкин оживился:
– Я эту композицию вырезал из древесины! Точь в точь! Впереди бурлаки, как две капли воды! Каждый до мельчайших подробностей! У каждого через плечо надета кожаная петля. А за ними в ванночке для проявки фотографий плавает деревянное судно. На носу судна стоит хозяин, а на борту выжжено название «Дубинушка»!
Коновалов помог Абатурову перенести стол к кровати. Абатуров разжег плитку и зажарил на большой сковороде яичницу из двадцати яиц. Пока яичница готовилась, Семен сходил на огород, нарвал зелени, огурцов, помидоров, редиски и лука. Лук мелко нарезал и покрошил на яичницу. Потом поставил сковородку на стол и сказал:
– Надо как следует пожрать – в следующий раз неизвестно когда придется. Работы у нас много, до темноты надо управиться, – он посмотрел на икону, перекрестился и взял вилку.