Красный Бубен - Страница 6

К оглавлению

Ведро смялось, стало немного угловатым.

Петька нахмурился, потер лоб.

Он оглянулся на удочку и увидел свободно болтающуюся леску без крючка.

Без крючка на рыбалке нЕ хера было делать.

Петька вернулся к столу, вытащил четверть, налил себе и выпил.

И полез на печку, где у него хранились рыболовные крючки.

Он без труда нашел нужный крючок и прыгнул вниз.

И попал двумя ногами в ведро, сплющив банку с опарышами.

Потерял равновесие и завалился на удочку, сбив еще по пути со стола бутылку.

Бутылку Петька спас, поймав ее вверх горлышком, лежа на спине.

А удочка сломалась пополам.

Не вынимая ноги из ведра, Петька допил бутылку и отключился.

Через день Петька рассказывал, что нечистая сила забралась к нему в дом и там устроила бардак, а его, Петьку, не пускала на рыбалку, крепко схватив волосатыми лапами за удочку. Но он развернулся и дал ей в пятак. А после этого началась у них битва и Сила сломала Петьке удочку, оборвала крючок и засунула Петьку ногами в ведро.

Деревенские смекнули, что это помершие Дегенгарды продолжают безобразить в деревне после смерти.

2

Через день Петька Углов снова пошел на пруд, прикармливать рыбу для ночной рыбалки.

На берегу сидел дед Семен. Вернее сказать, лежал под ветками ивы. Ему кто-то заботливо подложил под голову полено.

Петька нагнулся. От деда за версту разило сивухой. Но Углов этого не почувствовал, потому что привык к этому запаху с детства.

Он только подумал, что люди в их деревне живут добрые и отзывчивые, что в городе хрен бы кто пьяному человеку подложил под голову полено. Петька вспомнил, как много лет назад он поехал в Москву посмотреть Олимпиаду-80 и что из этого получилось…

В поезде Петька познакомился с девушкой Таней. Она ему очень понравилась. Таня училась в Москве в медицинском институте, а сейчас ехала на практику. Петька наврал, что он спортсмен – прыгун с шестом – и едет в Москву участвовать в Олимпиаде.

– А где ваш шест? – спросила Таня.

– Эх, Таня, – Петька наморщился, – шест я покажу тебе в Москве. Он такой длинный, что в поезд его не затянешь.

В вагоне-ресторане, куда Петька пригласил Таню отметить знакомство, он перепил и раздухарился. Он схватил стул и, пользуясь им как шестом, стал перепрыгивать через столы, попадая ботинками по головам мужчин и коленкам женщин. Петька перебил всю посуду и хотел выбросить в окошко одного москвича в очках, который сделал Петьке замечание. В конце концов Углова сняли с поезда в Рязани и посадили на пятнадцать суток. К тому времени, когда Петьку освободили, Олимпиада закончилась, и кончились деньги. В Москву было ехать незачем и не на что. К тому же Углов узнал, что пока он сидел, умер Владимир Семенович Высоцкий. А Петька Углов из-за этих штопаных московских очкариков не смог подставить Высоцкому свое плечо, чтобы поддержать его в трудный час.

Со временем у Петьки сложился в голове складный рассказ о тех событиях, и Петька делился им с теми, кого уважал.

Выпив стакан и поморщившись, Петька начинал рассказывать:

– Прослышал я от моего кореша армейского, который в Москве живет, что тяжелый выдался восьмидесятый год у Владимира Семеновича. Со всех сторон, – рассказывал Высоцкий моему другу, – обложили меня, короче, темные силы. Не дают мне гады нормально жить и работать, сочинять песни для всей страны и радовать население новыми работами в кино. Давят меня, как будто… это самое… прессом, не пускают за границу к жене, за то, что я не побоялся рассказать народу правду. Сажают меня менты, почитай, каждую неделю, чтобы я подорвал окончательно в ЛТП здоровье. И за что сажают ведь суки?!. Выпьешь на СВОИ с мужиками и идешь на улице, даже не шатаешься. А они налетят сразу, завернут руки за спину, как немецкому фашисту! Как будто я не Владимир Высоцкий, а ханыга какой-то! А как же мне не выпить-то, когда меня в кино не снимают!… Шукшин Вася хотел кино снимать «Кто же убил Есенина?». Правдивое кино, как сионисты убили Есенина, русского поэта. А Шукшин их на чистую воду!.. Меня позвал на главную роль друга Есенина – чекиста. А сионисты разнюхали про эти творческие планы и Шукшина тоже угандошили несчастным случаем. И нет теперь, стало быть, ни кино, ни друга моего любимого – Василия Макаровича! – сказал это Высоцкий, и слеза его прошибла. – И ко мне, говорит, подбирается теперь всякая нечисть! Жить мне осталось считанные дни, ежли не найду я поддержки в народе!.. А кореш мой Высоцкому и говорит: – Погоди, Семеныч, рано тебя еще хоронить. Песни твои нужны и кинороли, в том числе Жеглов, чтобы людям русским глаза открывать! А есть у меня в деревне Красный Бубен лучший друг Петька Углов, служили с ним вместе, ели кашу из одного котелка. Охраняли границы нашей Родины, чтобы ни одна гадина к нам не пролезла через колючку! Я, говорит, за Петьку ручаюсь головой, потому что, говорит, знаю его, как себя, и уверен в его твердой руке и верном глазе. Стреляет этот Петька с обоих рук вслепую, бегает быстрее твоей собаки, а уж при самообороне вырвет кому хошь ноги и вместо рук вставит их обратно кверх ногами. Мы моего друга Петьку в столицу вызовем, дадим ему задание – ЛИЧНО отвечать перед народом и партией за народного певца, и днем и ночью, быть, значит, рядом, как Саньчапанса! И он тебе какую хочешь народную поддержку окажет и отмудохает – на кого только покажешь, которые, суки, тебе житья не дают! Работай после этого, дорогой наш товарищ Высоцкий, сочиняй спокойно побольше песен, пой их где только пожелаешь и снимайся в каких душе угодно фильмах. Тылы и фланги – ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – у тебя… стало быть… будут НЕ ЗНАМО КАК НАДЕЖНО прикрыты. Только свистнешь – а Петька уже кому надо нос сворачивает на сторону. Работай, мол, Володя, одним паразитом меньше… Высоцкий, как это услышал, повеселел. – Вот спасибо, говорит, теперь я спокоен и напишу щас новую песню про то, бляха, какие, замечательные люди у нас по деревням. И написал такую песню: