– Юрка, береги Иринку! – крикнул он и врезал прикладом по еще одной голове. А в следующее мгновение Коновалов исчез под горой навалившихся на него живых трупов.
Я хватаю палку и выбиваю крокодилу зубы…
Николай Дроздов. «В мире животных»
Семен Абатуров очнулся, поднял голову и стукнулся о дверь, которая нависла над ним, как крышка. В который раз, — подумал дед Семен, – Господь уберег меня и не дал дьяволу зашибить дверью… Он вылез наружу и перекрестился. Ветер задувал с улицы и раскачивал лампады. Вокруг никого не было. Дед Семен направился к выходу, но тут в церковь вбежали Ирина и Юра. Ира прихрамывала.
Юра прислонился спиной к стене.
– Мишку убили, – он заплакал.
– Как?!. – Абатуров вздрогнул. – Как убили?!.
– Он мне жизнь спас… – он вытащил из-за пазухи шкатулку, – и шкатулку сберег… А они, сволочи, накинулись и… – Юра закрыл лицо ладонями и зарыдал.
На улице толпились монстры. Они заглядывали сквозь дверной проем в церковь, но заходить не решались. Святая церковь оставалась святой и без двери.
Но без двери было как-то психологически беспокойно.
– Надо бы поставить, – Абатуров подошел к двери и попробовал ее приподнять. – А то… как-то не то… Тяжелая… А где Леонид-то?
– Мы его не видели, – ответила Ирина и огляделась.
Кто-то застонал под лестницей…
Григорий Дроздов в полку был самым старым летчиком. Ему было уже за сорок. Но крепкое здоровье позволяло Дроздову до сих пор проходить ежегодные медкомиссии и летать. Конечно, перегрузки легче переносить, когда тебе за двадцать, а не сорок, и всё же… Всё же Дроздов летал и собирался летать еще лет пять, как минимум. Он любил свое дело – дело, которому посвятил жизнь. Не в высоком смысле посвятил, а просто посвятил всю жизнь. Как поступил после школы в летное училище, так всю жизнь потом и летал, и до сих пор летает. И дальше хотел бы летать. Это во-первых… А во-вторых, Дроздов не представлял себе, чем он будет заниматься, когда его спишут. Думать об этом было хуже всего. Когда Григорий видел, как люди его поколения и профессии, ряженные в дурацкий камуфляж, охраняют сраные киоски, ему делалось дурно. Неужели и он, Григорий Дроздов, дойдет до такой жизни?! Нет уж! Лучше разбиться, испытывая самолеты, чем дожить до такого… Лучше смерть, чем бесчестие. Лучше вообще про такое и не думать даже. Лучше летать, пока летаешь, и ни о чем не думать… О плохом-то, само собой, лучше не думать… а вот о том, как сделать так, чтобы плохого не случилось, вот об этом, конечно, надо думать… и не только даже думать, но и делать… что-то… в этом направлении… И Дроздов делал. Не только думал, но и делал. Он старался поддерживать себя в хорошей физической форме, чтобы не дать себя списать по состоянию здоровья. Он не пил, не курил, занимался спортом, каждое утро делал силовую гимнастику, бегал вокруг гарнизона пятнадцать километров, зимой моржевал и не ел продукты с повышенным содержанием холестерина. В армрейслинге, в боксе и восточных единоборствах Дроздову равных в полку не было. Бегал и плавал он быстрее всех. Подтягивался на турнике. И хоть он никогда не хвастал, но, по-хорошему, палок бабам мог накидать побольше многих. Дроздов, как другие, не болтал на каждом углу, кого он трахнул и сколько раз. А трахнул-то он за свою жизнь много кого. Григорий любил это делать и умел, и этим доказывал себе, что он всегда в отличной форме. Женщины чувствовали это и тянулись к нему сами. Сами с волосами… Ха!.. В этом полку Дроздов служил уже седьмой год, и у него было множество секретов. Никто, кроме него, не знал, сколько чужих офицерских жен разделили с ним постель. Почти никто не ушел от него. Даже жена Вани Киселева, которого они теперь разыскивали, не устояла. А жену Вани Киселева многие офицеры пытались уговорить, и никому она не дала, потому что такая… принципиальная. Вот только перед Дроздовым и не устояла. И то всего один раз. Хорошая женщина. Всем бы такую жену. Григорию стало неудобно, что вот Ваня пропал, и он его теперь разыскивает, а сам еще его жену напялил. Как-то не вяжется одно с другим. Дроздов дал себе слово больше с Юлей не связываться, и стал думать дальше уже другие мысли про других женщин… Даже жена Иншакова, которая была на пять лет старше Дроздова, и та не устояла. И как-то так у Григория это всё тактично выходило, что ни одна баба не догадывалась, что она у него не одна. Даже его собственная жена за столько лет совместной жизни ни разу ничего не заподозрила. Дроздов относил это не только на счет умелой конспирации, но и на счет своих мощных сексуальных возможностей, – вернувшись от любовницы, он мог, как ни в чем не бывало, всю ночь заниматься сексом с женой, а утром забежать к соседке и вставить ей пистон на завтрак. Дроздов, в целом, чувствовал себя молодцом и считал, что живет правильно, как положено жить мужчине. И еще одна мысль давала ему надежду на будущее. Дроздов считал, что с его подготовкой и возможностями он может запросто устроиться после отставки в гражданскую авиацию. Конечно, это не совсем то, что летать на истребителях, но все-таки в тысячу раз лучше, чем охранять пивные ларьки. Конечно, теперь не так просто, как раньше, устроиться гражданским летчиком, но у Дроздова было много друзей, и он знал, что друзья ему помогут. Тот же Иншаков, у которого в Москве связи, обязательно порекомендует Григория в какой-нибудь авиаотряд. А рекомендация Германа Васильевича дорогого стоит. Мало кто в авиации не знает, кто такой Иншаков. В последнее время Дроздов очень тактично свел на нет интимные встречи с его женой. Так, на всякий случай. Зачем нарываться? Как будто других женщин нету! Два дня назад она ему позвонила и предложила встретиться на квартире у подруги, а он под уважительным предлогом отказался. Потом положил трубку, подошел к зеркалу, посмотрел на себя и сказал: