– Полушкина? Заходи.
Вероника вошла.
Магалаев закинул ногу на ногу и начал говорить, как вчера. Уже через минуту Вероника поняла, что ее надежды были напрасными, что Бронислав Иванович не собирается отступать от своих слов, и ее ждет неминуемый позор. Он еще сказал, что ей же так будет лучше, потому что если ее вовремя не остановить, то она докатится по наклонной плоскости до самого дна и ее в конце концов засосет ЦРУ. Вероника стояла красная, теребила фартук, слезы текли по щекам и падали на пол.
Когда она дошла до полуобморочного состояния, Магалаев встал, закрыл кабинет на ключ и сказал:
– Ладно, я сегодня добрый… Я привык поступать с детьми так, как деды наши поступали и отцы… Выдрать тебя надо, Полушкина, – он расстегнул ремень и начал вытягивать его из брюк. – Задирай юбку, красавица.
Полушкина опешила.
– Что стесняешься? Перед кем попало жопой вертеть она не стесняется! А тут, вишь ты, перед своим преподавателем застеснялась, который тебя учит! Да я, если хочешь знать, тебе как второй отец! Давай, на стол ложись задом кверху и трусы снимай!
Вероника медленно подняла платье, нагнулась, легла на стол и спустила трусы. Она подумала, что лучше уж испытать стыд перед одним человеком, чем перед всей школой и родительским комитетом. Полушкина зажмурилась и напрягла ягодицы в ожидании удара.
– Расслабься, Полушкина, – Магалаев похлопал ее по попе, – расслабься, не так больно будет… Наши военнопленные… когда их били фашисты, хорошо знали… если хочешь, чтобы тебе не сломали кости, расслабь мышцы.
Вероника похолодела, она представила, как военрук ломает ей таз, и съежилась еще больше.
– Расслабься, я сказал! – заорал Магалаев и хлопнул кулаком по столу. – А то я сейчас передумаю и расскажу всем, чем ты занималась в кабинете биологии!
Полушкина от страха начала подвывать, но ягодицы расслабила.
– Чпок, – что-то негромко хлопнуло у нее за спиной. Вероника осторожно повернула голову и увидела, что военрук выдавливает себе на ладонь чего-то из тюбика.
– Что это? – спросила она слабым голосом.
– А? – Бронислав Иванович поднял голову. – Это, Полушкина, мазь от ушибов… Чтоб у тебя на жопе синяков видно не было… Отвернись.
Она отвернулась и зажмурилась. Холодная рука Магалаева коснулась ее ягодиц. Мурашки побежали по спине. Военрук провел рукой по заду и схватил Вику между ног.
– Ой! Что вы делаете?!
– Молчать!.. Молчи теперь, Полушкина. Раньше нужно было ойкать, когда тебя этот пидор напяливал! А теперь помалкивай лучше, – он тяжело дышал и водил рукой у Полушкиной между ног.
– Ну что вы, – Вероника попыталась повернуть голову и увидела, что военрук без штанов и дрочит.
Магалаев прижал ее голову к парте.
– Лежать!
Страшная истина открылась Веронике. Их пожилой, всеми уважаемый учитель военного дела и обществоведения дрочит! Ничего себе! Он же учитель! Как же это?! Как же идеалы педагогики?!. Как же Макаренко?!. Одновременно это открытие немного успокоило Веронику. Ну и что такого? Пусть на нее немного подрочит, зато никому ничего не расскажет… Пусть немного подрочит – от нее не убудет… Это не больно… Ремнем больнее… И еще Вероника подумала, что теперь она тоже знает тайну военрука, а это…
Она не успела додумать, Магалаев резким движением раздвинул ей ноги и засунул свой грубый прибор в ее нежное полудетское гнездо.
– Ой! – у нее перехватило дыхание. – Что вы делаете, Бронислав Иванович?!. Как вам не стыдно?!
– Молчать! – Магалаев дал Веронике легкий подзатыльник. – А ты что, Полушкина, думала, я с тобой тут это… как его, блин… в эти самые… ох… в кошки-мышки играть буду?.. Ох… Когда ты, Полушкина, начинаешь вести это… ух… половую жизнь, ты делаешь заявку на то, что ты уже взрослый человек! А это, Полушкина, не только большие права, но и большая ответственность… Ух… ух…
Волна омерзения захлестнула Веронику. Ей стало так противно, что у нее потемнело в глазах… Она вдруг отчетливо поняла, что жизнь – это не розы и пчелы, а мерзкая, отвратительная, грязная штука, и что такой она была и будет всегда, до самой смерти. Зачем же жить-то тогда, если нет идеалов, а учителя трахают учениц?..
Одновременно с этим, Вероника сильно возбудилась. Ей было неприятно и приятно одновременно. В какой-то момент всё поплыло у нее перед глазами, и она кончила. Это было для нее еще одним потрясением. Со Скрепкиным Вероника ни разу не кончала и даже представить себе не могла, что это такое…
После этого случая Вероника как-то перестала общаться с Леней Скрепкиным. И он ее тоже избегал. А при встречах в коридорах школы, отводил глаза в сторону. Вероника считала, что Леня струсил, но не осуждала… В десятом у Вероники было уже пять мальчиков, с которыми она встречалась где угодно, только не в школе. В год после окончания школы – пятнадцать. А потом она потеряла им счет…
Однажды зимой Вероника возвращалась домой из института. Сзади резко затормозила машина. Хлопнула дверца.
– Привет, – услышала она, кто-то перехватил ее за локоть. Вероника обернулась и с трудом узнала свою первую любовь, Леню Скрепкина. Леня изменился. Он повзрослел, как-то оформился, и еще… И еще в нем появилось что-то странное, чего Вероника никак не могла определить… Будто он стал похож на какого-то известного артиста, но на какого, Вероника не могла вспомнить…
Леня пригласил Веронику в кафе.
Они сидели в популярном тогда кафе-мороженое «Космос» на улице Горького, пили коктейли через соломинки, ели фирменное мороженое «Космос», посыпанное шоколадными стружками, смотрели в широкое окно на заснеженную улицу, по которой ездили взад-вперед «Москвичи», «Жигули» и «Волги», шли люди с елками на плечах.